Номер от 26 ноября 2010 г.

Пьет народ на Руси. Пьёт от счастья, с горя пьёт… Повод всегда есть, было бы желание. Пьют слабые люди. Но сколько же умных, талантливых и сильных спилось! Раньше женщины почти не пили, а теперь и они пустились во все тяжкие, даже детей рожают во хмелю. Бурной рекой льётся спиртное, принося горе и разрушения. И не пересыхает река эта – река бед, унижений, несчастий.

ОСОБЕННО сильно пьют в деревнях вымирающих, исчезающих с лица земли. Пьют всё, что горит: брагу, самогон, спирт, боярышник аптечный. Если женщины ещё как-то держатся (на них ведь домашнее хозяйство, дети), то мужики гуляют напропалую. А что?! Работы нет. Фермы разорены, машинно-тракторный парк продан, оставшиеся трактора разобраны да растащены. Все пустыри в поисках металлолома перекопаны, все прабабкины чугуны сданы в пункты приёма железной тары. Живут мужики бобылями, подворья на дрова распилены, изгороди быльем заросли.

В Великую Отечественную войну подобного не было. Тогда бабы любого лежащего на улице мужичка в дом волокли, хозяином величали. Дети знали, что есть в семье опора. Сегодня пьющий мужик – лишний груз. Женщина сама тащит на себе тяжёлую ношу, поэтому старается избавиться от трутня, чтобы детям больше досталось да жилось спокойно.

В пору существования совхозов был в деревне Толсты откормочный комплекс, и всё население в основном там и трудилось. На комплексе откармливали молодняк крупного рогатого скота. Тёлки есть тёлки, как молодые девки: гулялись незапланированно. И народившихся незапланированных телят потихоньку увозили домой скотники и доярки. В селе прямо какая-то аномалия была: в каждом личном дворе коровы то двойню, а то и тройню приносили (это им телят, с комплекса ворованных, подсаживали). Вот и Валентина таким образом добыла себе четырех телят. Выпоила, выкормила – прямо лани, а не телята! Будет на что детей в школу собрать. Муж её, Демьян, всё пил, бузил, руками махал, матерился, и так он Валентине опостылел, что взашей выперла она бузотёра из дома. А Демьян в отместку коварной супруге пошёл в сельсовет и сдал её со всеми потрохами и ворованными телятами. Даже соседки плакали, когда милиционеры загоняли упитанных тёлок в бортовую машину, а те упирались, мычали, не хотели идти в кузов по дощатому настилу. Валентину тоже арестовали, в район увезли. Дали два года условно. Но лютой ненавистью возненавидела Демьяна баба. Тот уж и сам кается, и мужики его задолбили – в деревне такого рода предателей не любят.

И ещё один вояка семью допёк. Да так, что жена с дочерьми связали своего пьяницу по рукам и ногам и в чан с водой вниз головой сунули. Соседи еле спасли его от такого срамного крещения.

Перестал мужик опорой быть и кормильцем. Только по густому табачному дыму да грубой матерщине и узнаешь – мужики в доме сидят. Раньше в деревнях брошенные дома не трогали, по тридцать лет стояли кособокие избушки с заколоченными окнами. Нынче за одну ночь по брёвнышку раскатают. А сколько чужого люда приблудилось по деревням да подворьям! Такого же, судьбой битого, потерявшего точку опоры. В военные и послевоенные годы в деревнях выращивали много картофеля – огромные такие плантации. Картофель – второй хлеб, и скот им можно прокормить, и птице домашней излишек отдать. Нынче люди ленятся, ждут, наверное, манны небесной, и затягивает поля картофельные чертополох. Какое, казалось бы, хорошее подспорье грибы да ягоды! Так нет же – никто сейчас в лес пешком не побежит, транспорт надо, чтобы от ворот до ворот. Разучились мужики трудиться в большинстве своём. Дети, на таких отцов глядючи, тоже работать не хотят. Молодёжь в города бежит за лучшей долей, пожилые мужики пьют беспробудно, старики на тот свет определяются. И хиреют, умирают деревни, пересыхают речки светлые, замолкают родники звонкие. А жизнь наша всё по тому же принципу строится - «мы весь, мы старый мир разрушим до основания…». А новый-то создадим ли? За что же боролся народ? За что ссылали, расстреливали? Оказывается, убивать деревни просто - у нас такой богатый опыт! И жалко, и страшно, и сердце болит.