Номер от 28 января 2011 г.

Дорогая редакция, с удовольствием читаю «Пенсионерскую правду» и очень рада, что она выходит в Северодвинске, то есть хорошо, что мы, северяне, придумали такую газету. Читая страницу за страницей, вновь и вновь возвращаюсь в своё трудное послевоенное детство. И так мне хочется рассказать о нём, что я не удержалась и села «творить».

РОДИЛАСЬ я в 1942 году. Отца по состоянию здоровья на фронт не забрали, в 1953 году он умер. Осталось нас у мамы три девчонки: одиннадцати, семи и четырёх лет. Я была старшая. Писать о том, как мы выживали в те годы, – что воду в ступе толочь, и так уже писано-переписано. Скажу только, что мать работала в колхозе за трудодни-палочки. Старшее поколение знает, что это такое, а младшему всё равно не понять. Питались тем, что успевали вырастить в огороде. Выручала корова, но и её на всё не хватало. Надо было платить налоги. А так как кроме коровы у нас больше никого не было на дворе, налог на мясо, яйца, шерсть пересчитывали и отдавали молоком.

Как-то раз мать привела к нам на постой немолодую одинокую женщину. Звали её Анна Петровна. Она платила матери небольшие деньги, но зато «живые», как теперь говорят, на них можно было хлеба купить. Спала Анна Петровна на односпальной железной кровати, которую привезла с собой. А мы кто где: на полу, на полатях, на печке - в зависимости от времени года. И вот однажды среди ночи в избе раздался громкий и какой-то страшный смех. Мама встала, зажгла лампу (электричества не было). А наша Петровна лежит на кровати и хохочет, аж одеяло в рот заталкивает, чтобы смех сдержать. Мама сразу смекнула, что к чему, и послала меня к соседу, участнику Великой Отечественной войны и партийному. Я как смогла, объяснила ему, что у нас случилось с Петровной. Пришли мы с соседом, а она всё еще хохочет. Сосед о чём-то поспрашивал маму, пригрозил Петровне и сказал:

- Она не буйная, не бойтесь, утром решим, что делать.

В общем жила у нас Петровна в таком состоянии ещё несколько дней и всё хохотала. Мама подаст ей суп, а она начинает его пить и зафыркает, всех обрызгает. Нам смешно (глупые ещё были), а маме – беда. Потом Петровну куда-то увезли, больше мы её и не видели. Осталось после неё кое-какое барахлишко, в том числе и облигации.

Как-то раз мама приходит с газетой в руке:

- Надька, посмотри, тут таблица есть. Говорят, у Петровны такие облигации должны быть.

Мама была совсем неграмотная, а я к тому времени уже в седьмой класс ходила. Посмотрела я газету и одну облигацию. И хоть сей документ держала в руках впервые, разобралась. Облигаций было несколько, я проверила все.

- Мама, у двух все номера сошлись. Наверное, выиграли. Одна – 200 рублей, другая – 500 рублей.

Она, конечно, не очень мне поверила:

- Дай ту, которая 200 рублей выиграла. Пойду к Поле Красавиной, пусть проверит.

Вернулась довольная:

- Выиграла облигация-то.

Про 500-рублёвую никому не сказала – разговоров разных боялась.

И вот через несколько дней отправились мы с ней в райцентр Кукобой (ныне это родина Бабы Яги). Дорога неблизкая - 15 километров лесом. Мы торопились и успели аж к открытию сберкассы. Я осталась ждать маму в коридоре. Через некоторое время она выходит. Счастливая:

- Денег-то до лешего выиграли. И у второй, пятисотрублёвой, номера сошлись.

Даёт мне пять рублей:

- Иди в столовую, поешь.

А сама убежала по каким-то делам. Я пошла в столовую и поела… Что бы вы думали? Манной каши. Мама потом ругала:

- Хоть бы котлету взяла.

А я и не знала, что бывают котлеты.

Накупила мама чего-то в раймаге и пошли мы с ней обратно. Шли-шли и вдруг она говорит:

- Давай, Надька, отдохнём, деньги сосчитаем, в кассе-то их и не считали.

Банковских пачек по пять рублей и по одному рублю, которыми выдали выигрыш, ни она, ни тем более я никогда не видели. И вот сидим мы в лесу на большой дороге и считаем деньги. Считали, да так и не могли сосчитать, всё сбивались. Потом, уже дома, мама корила себя:

- Вот ведь дура-то какая – уселась на дороге деньги считать. А если бы кто вышел из лесу да отнял…

Это было в 1956-м, дореформенном году. Долго мы на те большие деньги жили. Не только хлеб и крупу, но иногда и карамель «подушечки» покупали.

Было это в ярославской деревне Исаково. …Я закончила семь классов и уехала в город, в няньки – на свои хлеба. Слышала, что потом облигации «заморозили». Мама умерла. Куда делись остальные, не знаю. Но картина, как мы сидим на большой дороге в лесу и считаем деньги, и сейчас в глазах.