Вечерний Северодвинск
Номер от 8 июля 2010 г. «Я со смертью, знаете, как ругался…»
|
|
Записки сельского хирурга
С Михаилом Николаевичем Яковлевым читатели знакомы. Заочно. Дне недели назад в «Вечерке» был напечатан второй его рассказ. Кто читал «А качели сняли» и «Пахарих», тот, возможно, поймет, почему спорила я с автором, которого не радует публикация кусочка его творчества.
ОН УВЕРЕН: чтобы почувствовать страдания «маленького человека», нужно хотя бы попытаться охватить историю деревни, которую «высосали и выбросили». Жизнь ее в войну и после называет подвигом. Об этом Михаил Николаевич написал целую книгу, пока неопубликованную, – «Письмо потомкам».
Меня зацепила вторая ее часть, рассказы. Автора это обижает, он считает, что сами по себе «художественной ценности они не представляют». Но мы еще поспорим.
«Когда совсем оказался живой»Для Северодвинска Яковлев просто пенсионер. Для Пинежья, где родился, - бывший хирург районного масштаба. «Расскажите!» - ухватилась я за биографию. И еще как не пожалела. - Я должен был быть идиотом или в лучшем случае дебилом, - смеется Михаил Николаевич. С белой асфиксией рожденные если и выживают, то живут плохо. Единственная в деревне 1937 года «служба родовспоможения» - нетрезвая бабка-повитуха - опустила руки. Родной бабушке не иначе как Бог подсказал, как спасти долгожданного внука. До этого девчонки рождались, что давало повод соседке, давно открывшей счет продолжателям фамилии, подчеркивать свое превосходство. Схватила бабушка помело, пихнула его в печь и дымом сосновой хвои младенцу под нос. - Тут я и заорал. Когда совсем оказался живой, повитуха и поп-расстрига, случайно мимо дома проходивший и незамедлительно приглашенный для моего крещения, напились с радости. А бабушка Харитина Васильевна накинула репсовую шаль и отправилась к Фелицате Николаевне хвастаться.Потому что не пионерВ божью помощь Миша удивительно долго для того времени верил. По Псалтырю читать научился, моля защиты для отца на войне. А потом уже освоил русскую азбуку. И стал в колхозной конторе по просьбам трудящихся читать «Лесной фронт». Это было не увеселением – что веселого районная газета в войну напишет? – но утешением для женщин и стариков: всего четыре года мальцу, а как читает. Вот вам, фашисты! В школе он, конечно, стал отличником. Только похвальных грамот в первых классах никогда не получал, потому что не октябренок и не пионер. Никто заставить не мог, даже мама, просившая от греха советского толка подальше вступить, куда все вступают. До начальной школы было ровно 1866 Мишиных шагов. Семь с половиной километров до среднего образования тоже были подсчитаны, цифра забылась. Иногда, в пастбищный сезон, обратный путь удавалось скоротать на «попутке». Схватит мальчишка теленка за хвост, крутанет и – прыжками за ним, если телок правильное направление выберет.Что такое ягодицы?Война отца отпустила живым. Но ненадолго. Сыну он, измученный фронтовыми хворями, успел внушить, что самое благородное дело - у доктора. «Миша, а что такое ягодица?» - в мединституте на первом занятии по препарированию спросила соседка. Пришлось куратору, незабвенной Эльзе Альфредовне Лусь, объяснять деревенским первокурсникам, где такой орган находится. - Я был беглый колхозник. Ректор Александр Андреевич Киров помог, сходил со мной в милицию. Выдали мне удостоверение, как тем, кто из тюрьмы выходит: с двумя фотографиями, в фас и профиль, годностью в три месяца. Только к окончанию института настоящий паспорт получил.Мальчика назвали МишкойНаконец-то полноправный гражданин СССР, дипломированный доктор Яковлев собирался уехать в Коми. - Сказал об этом на комиссии по распределению. «А ты читал мою заметку в сегодняшней «Правде Севера»?» - спросил Александр Андреевич Киров. И протянул газету, а в ней написано, что студент Яковлев решил ехать на работу в Сурскую больницу родного Пинежского района. Разве мог я подвести? Сура была деревней немаленькой и доброй, больница считалась хорошей. - Ее главный врач Екатерина Владимировна Шумихина и операционная сестра Евдокия Михайловна Николаенко из меня хирурга сделали. Однажды ночью вызвали: роженица, крови – полные кирзовые сапоги. Нужно кесарево сечение, но я эту операцию даже не видел. «Не будешь оперировать – баба умрет и тебя посадят», - сказала главврач. «А если умрет на операции?» - «Сядем все вместе. Но этого не будет, ты справишься». При керосиновой лампе, под местной анестезией операцию делал, а женщина хоть бы пикнула! Молчала и когда я ей для надежности десятого номера ниткой живот зашивал. Мальчик родился, назвали Мишкой. С его мамой еще раз встретился. Пришла однажды на прием беременная женщина, глянул я на ее: «Кто тебе животик-то изуродовал?» - «Не изуродовал, а жизнь нам с ребенком спас. Спасибо вам, доктор».Авторитет мешалЯ знаю, как умеет деревня уважать докторов. Михаил Николаевич говорит: «Плохо это. Слишком быстро я авторитет завоевал. Начальство поэтому не любило. А люди решили, что «уж если Яковлев не взялся, никто не вылечит». Пришлось опровергать свой авторитет». Он долго сам себе говорил «я еще многого не знаю», и когда сурской больницей руководил, и когда зам. главврача районной стал, заведуя хирургией в Карпогорах. В личной жизни был мужем и отцом четверых детей. Зная, что папа категорически против, дочка обманула, сказала, что в пединститут будет поступать. Хороший из нее доктор получился.«На выход!»Если еще о личном, то немного наберется. В кино доктор перестал ходить. Все равно среди сеанса крикнут: «Яковлев, на выход». А рюмочку по вечерам позволял себе, только если не поддающееся объяснению чувство подсказывало: сегодня уже ничего не случится. Случалось такое редко, оставляя в душе почему-то тревогу. - И так 40 лет. Из минуты в минуту. У операционного стола – с первого мазка до последнего шва все твое, и со стола снять больного, кроме тебя, некому. Когда через двадцать пять лет стал работать только в поликлинике, в первое время не знал, стыдиться или радоваться, что днем на обед могу сходить. Как будто после тяжелой многолетней войны к мирной жизни вернулся.Душа плакалаПро то, когда в войне этой смерть побеждала, я доктора, конечно же, спросила. - Никогда не привыкнуть к этому, может быть, только ужас с годами меньше берет. Первый мой случай – восемнадцатилетний вербованный парень. Пять дней в бараке провалялся с заворотом кишок. Легче было его не брать на стол, хотя в этом случае он только несколько лишних минут мог прожить. Домой шел – душа плакала. А навстречу веселая компания родственников и друзей шла поздравлять меня с днем рождения… Смерть мне потом отомстила. Я с ней, знаете, как ругался, когда овдовел и решил допиться до смерти. Через пару дней понял – не получится.Случиться может всегдаТем, кто уверен в своей печали, что все уже в его жизни было, слова Михаила Николаевича: «Не все только в молодости случается». В 68 лет стал он во второй раз молодоженом. В санатории не смог пройти мимо женщины, которой требовался его профессиональный совет. Познакомились, помог, и только когда разъехались, затосковал робкий кавалер. «Она тихая, скромная, ласковая». И очень активная – руководитель ветеранской организации «Севдормаша» Диана Федоровна Овсянникова. По настоянию жениха расписались. И живут, благословленные детьми, душа в душу. Северодвинск Михаил Николаевич тоже полюбил: - Живинка во мне всегда была, но военное детство ее придавило – считалось стыдным веселиться. Я здесь окультурился, спасибо за это моей неутомимой общественнице и оптимистке Дианочке, Пинежскому землячеству и Екатерине Зориной. Не позволяют моей душе лениться. Не понимаю, как можно в таком городе, как Северодвинск, жить неучем да еще пьянствовать. Особенно мужикам. По-моему, женщины их избаловали. А баловать нас нельзя. * * * И только на одну хворобу Михаил Николаевич жалуется: «Заболел я своей книгой». В писатели не метит, ему важно, чтобы потомки, прочитав «Письмо» что-то о былом поняли и подумали наперед, как с меньшими ошибками прожить. |
|